Эрин Моргенштерн - Ночной цирк [Litres]
И поскольку невозможно оценить реакцию каждого зрителя во время каждого его шоу (от захватывающих драматических спектаклей до экзотических танцев и нескольких проектов, в которых совмещено и то, и другое), он вынужден полагаться на рецензии.
Впрочем, уже давно не было рецензии, которая задела бы его за живое так, как эта. И уж точно за прошедшие несколько лет ни одна не вынудила его заняться метанием кинжала.
Клинок вновь поражает цель, на сей раз пронзая слово «театральный».
Чандреш отправляется за кинжалом, по пути потягивая бренди. Несколько секунд он разглядывает изодранную в клочья заметку, пытаясь разобрать слова. Потом громко зовет к себе Марко.
Звезды во тьме
Зажав билет в руке, вместе с нескончаемой чередой других зрителей ты входишь в цирк и ждешь начала представления, поглядывая на черно-белый циферблат, размеренно отщелкивающий секунды.
После кассы тебе предложен один-единственный путь – за тяжелую черно-белую портьеру. Один за другим люди проходят за нее и исчезают из виду.
Когда наступает твой черед, ты отодвигаешь рукой ткань, делаешь шаг и оказываешься в непроглядной тьме, как только портьера вновь падает у тебя за спиной.
Через несколько секунд глаза привыкают к темноте, и ты замечаешь, что вокруг тебя на стенах, словно звезды, начинают вспыхивать крошечные огоньки.
И хотя буквально мгновение назад толпа окружала тебя столь тесно, что ты мог дотронуться до любого посетителя цирка, теперь ты обнаруживаешь, что рядом нет ни души, и ты в одиночестве на ощупь пробираешься по темному лабиринту коридора.
Он петляет то в одну сторону, то в другую, и поскольку все освещение – это лишь тусклое мерцание крошечных огоньков, у тебя нет ни малейшего представления, насколько далеко ты продвинулся и в какую сторону идешь.
В конце концов ты вновь упираешься в портьеру. Мягкая бархатистая ткань послушно раздвигается, стоит твоим пальцам ее коснуться.
По другую сторону портьеры тебя ослепляет яркий свет.
Правда или расплата
Конкорд, Массачусетс, сентябрь 1897 г.
Они сидят на ветвях старого дуба, залитого лучами полуденного солнца, все пятеро. На самой верхней ветке – Каролина, потому что она всегда залезает выше всех. Прямо под ней угнездилась ее лучшая подруга Милли. Братья Маккензи, бросающие в белок желудями, примостились еще ниже, но все равно довольно высоко. Сам он всегда садится на нижние ветки. Не потому что боится высоты, а просто такова иерархия в их маленькой компании. Хорошо еще, что они вообще допустили его до игры. В этом смысле то, что он младший брат Каролины, одновременно и удача, и проклятие. Даже когда они изредка позволяют Бейли с ними поиграть, он должен знать свое место.
– Правда или расплата, – объявляет Каролина сверху. Когда ей никто не отвечает, она бросает желудь прямо в голову младшему брату.
– Правда. Или. Расплата. Бейли, – повторяет она.
Бейли, не снимая кепки, потирает голову. Возможно, брошенный желудь заставляет его решиться. Скажешь «правда» – и ты сдался на милость Каролине с ее издевательской фантазией. «Расплата» немногим лучше, но все-таки от него хоть что-то будет зависеть. Пусть он идет у нее на поводу, зато не выглядит трусом.
Да, он сделал правильный выбор. Когда Каролина задумывается, прежде чем ответить, он даже немного горд собой. Сестра сидит на ветке метрах в пяти над его головой. Она покачивает ногой, озирая распростертые вокруг поля, и придумывает для него расплату. Братья Маккензи продолжают издеваться над белками. Наконец лицо Каролины озаряет улыбка, и она откашливается, прежде чем объявить задание.
– Расплата Бейли, – провозглашает она.
То, что она загадала, поручается ему, только ему. Волна страха накатывает на него еще до того, как она сообщает, в чем именно состоит расплата. Театрально выдержав паузу, она объявляет:
– Бейли должен тайком проникнуть в Ночной Цирк.
Милли ахает. Братья Маккензи прекращают кидаться желудями и, запрокинув головы, глядят на нее. До белок им больше нет дела. Каролина сверху смотрит на Бейли, расплывшись в широченной улыбке.
– И принеси нам что-нибудь в доказательство, что ты был там, – продолжает она с нескрываемым триумфом в голосе.
Задание невыполнимое, и каждый из них это знает.
Бейли бросает взгляд на другой конец поля, где шатры цирка возвышаются, словно горы посреди долины. Днем цирк замирает: не сверкают огни, не играет музыка, не бродят толпы людей. Это просто горстка полосатых шатров, которые в полуденном солнце кажутся не черно-белыми, а скорее серо-желтыми. Цирк выглядит странно, даже капельку таинственно, но ничего такого в нем нет. По крайней мере, средь бела дня. Не так уж и страшно, проносится в голове у Бейли.
– Я согласен, – заявляет он. Спрыгнув со своей нижней ветки, он пускается в путь через поле, не дожидаясь реакции остальных и не желая, чтобы Каролина отменила его расплату. Она же наверняка ждала, что он откажется. Мимо его уха со свистом пролетает желудь, но больше ничего не происходит.
Бейли сам толком не понимает, что им движет, но он довольно решительно шагает в сторону цирка.
Все выглядит в точности так же, как в тот раз, когда он увидел цирк впервые. Ему еще не было шести.
Тогда цирк появился на этом же месте, и сейчас кажется, будто он никуда и не уезжал. Словно на протяжении пяти лет, пока поле пустовало, он просто был невидимым.
В прошлый раз его, почти шестилетку, в цирк не пустили. Родители посчитали его слишком маленьким для таких развлечений, так что ему осталось только зачарованно глазеть издалека на шатры и сверкающие огни.
Он надеялся, что цирк задержится до тех пор, пока он не подрастет, но спустя две недели шатры пропали без предупреждения, оставив в сердце слишком маленького Бейли незаживающую рану.
И вот цирк снова здесь.
Он появился всего пару дней тому назад, и все разговоры только об этом. Пройди с момента его появления больше времени, и Каролина наверняка придумала бы другое задание, но появление цирка – главное событие последних дней, а Каролина любит, чтобы ее задания были, как говорится, на злобу дня.
Первое настоящее знакомство Бейли с цирком произошло накануне вечером.
Ничего подобного ему раньше видеть не приходилось. Иллюминация, костюмы – все было другим. Как будто он каким-то чудом вырвался из повседневной жизни и попал в совершенно иной мир.
Он думал, что его ждет представление. Что он сядет в кресло и будет смотреть.
Он сразу понял, что ошибся.
